— Я повредила ногу. Клей подхватил ее на руки.

— Кто же вас укусил — волки или красные туфли? — насмешливо спросил он.

Она потерлась щекой о его шею и засмеялась:

— А это правда были собаки? А красные туфли действительно гнались за мной?

— Это правда были собаки, а красные туфли — просто сон. Вы разговаривали во сне. А теперь ведите себя тихо, а то весь дом перебудите.

Николь чувствовала восхитительную легкость в голове. Она обвила его шею руками и прошептала на ухо:

— А вы действительно тот ужасный мистер Армстронг? Вы на него совсем не похожи. Вы — мой храбрый рыцарь. Вы не можете быть этим ужасным человеком.

— Вы находите его ужасным?

— О да, — решительно заявила она, — он сказал, что я воровка, что я украла чьи-то туалеты. И это правда! Но потом я ему показала.

— Каким образом? — спросил Клей.

— Там был сад, а в нем яблоки. Я была очень голодна, но не взяла ни одного. Не-ет, я не украла. Я не воровка.

— Значит, вы решили остаться голодной, чтобы доказать ему, что вы не воровка?

— Ему. И себе.

Клей не ответил. Он подошел к двери в конце коридора, открыл ее и понес Николь на кухню, расположенную отдельно от дома. На улице девушка подняла голову и потянула носом.

— Что это?

— Жимолость.

— Идемте туда, — потребовала она. — Я хочу сорвать несколько веток.

Тяжело вздохнув, Клей повиновался. Шестифутовая кирпичная ограда была сплошь увита благоухающей жимолостью. Николь успела сорвать шесть веток, прежде чем Клей сказал, что этого достаточно, и направился в кухню. Он посадил ее, как ребенка, на большой стол, стоявший посредине, и стал разводить огонь в очаге.

Николь лениво перебирала бледно-розовые цветы, лежавшие у нее на коленях, Клей оглянулся и в свете вспыхнувшего пламени наконец разглядел ее как следует — босую, с исцарапанными в кровь ногами, в рваном грязном платье.

Длинные волнистые пряди волос струились по спине, в них играли отсветы огня. На вид ей можно было дать не больше двенадцати лет. Присмотревшись, Клей заметил большое темное пятно на юбке.

— А это еще что такое? — хмуро спросил он. — Похоже на кровь.

Она вздрогнула, словно забыв о его существовании, и, с недоумением подняв глаза, ответила:

— Упала. — Некоторое время она пристально вглядывалась в его лицо, а потом, слегка вздохнув, разочарованно произнесла: — Да, вы действительно мистер Армстронг. Я никогда не забуду, как вы хмуритесь. Скажите, вы когда-нибудь улыбаетесь?

— Только когда для этого есть причины, а сейчас, по-моему, радоваться особенно нечему, — мрачно ответил Клей, приподнимая ее ногу и осматривая бедро.

— Вам со мной одни хлопоты, правда?

— Да уж, что и говорить, спокойствия в моем доме от вас не прибавилось. — Он стал осторожно отдирать присохшую повязку. — Простите, — сочувственно произнес он, когда ее лицо исказила гримаса боли и она вцепилась ему в плечо.

Рана выглядела ужасно — рваные края, засохшая грязь, — но была не особенно глубокой. Ее нужно только хорошенько промыть, подумал Клей и пошел к очагу, чтобы согреть воду.

— Дженни говорила, что у вас отбою нет от виргинских девушек. Это правда?

— Дженни слишком много болтает. Полагаю, нам следует поесть. Вам известно, что вы совершенно пьяная? Николь ответила с большим достоинством:

— Дамы не пьют.

— Ешьте, — сокрушенно покачав головой, приказал Клей и сунул ей в руку толстый ломоть белого хлеба, щедро намазанный маслом.

Николь занялась едой. Клей налил в таз теплой воды, намочил полотенце и стал осторожно промывать рану, стараясь не причинять ей боли. В это время дверь распахнулась.

— Мистер Клей, где это вы ходите по ночам и что вы делаете у меня на кухне? Вы же знаете, что я терпеть не могу, когда тут хозяйничает кто попало.

Меньше всего на свете Клей был расположен выслушивать выговоры от собственной кухарки. В ушах у него до сих пор звучала грозная тирада Дженни. Битый час она орала на него за то, что он сел писать письмо Бианке, чтобы успеть отправить его с фрегатом, вместо того чтобы бежать на поиски Николь, которая заблудилась в лесу.

— Мэгги, это моя… моя жена. — Он в первый раз произнес это слово.

— О! — ухмыльнулась Мэгги. — Та самая, которую, как говорит Дженни, ты потерял?

— Иди спать, Мэгги, — ответил Клей с несвойственным ему терпением.

Николь повернулась и посмотрела на Мэгги.

— Bonjour, madame, — звонко произнесла она, поднимая хлеб с маслом в знак приветствия.

— Она и по-нашему не говорит? — раздался на всю кухню театральный шепот Мэгги.

— Нет, я не говорит, — сказала Николь, еле сдерживая смех.

Клей встал и, послав Николь предостерегающий взгляд, взял Мэгги за руку и потащил к двери.

— Ступай спать. Я о ней позабочусь. Я могу сам сделать все, что нужно.

— Конечно, можешь. На каком бы языке она ни говорила, выглядит она вполне счастливой.

Свирепый взгляд хозяина заставил Мэгги покинуть кухню, а Клей вернулся к Николь.

— Мы, по всей видимости, состоим в браке? — проговорила она, слизывая с пальцев остатки масла. — Как вам кажется, я выгляжу счастливой?

Клей вылил грязную воду в лохань и вновь наполнил таз.

— Большинство пьяных считают себя счастливыми. — Он снова взялся за ее ногу.

Николь легко коснулась его волос, и Клейтон на мгновение поднял глаза, встретившись с ее взглядом.

— Мне очень жаль, что вы не получили того, что хотели, — негромко проговорила она. — Я ведь сделала это не нарочно. Я просила капитана повернуть назад, но он не захотел.

— Я знаю. Дженни мне все рассказала. Не беспокойтесь, я завтра поговорю с судьей, и вы скоро сможете вернуться домой.

— Домой, — прошептала она чуть слышно. — Мой дом сгорел дотла. — Она замолчала и оглянулась. — А это ваш дом?

— Да часть его.

— Вы богаты?

— Нет, а вы?

— Тоже нет. — Николь улыбнулась, но он отвернулся и снял со стены огромную медную сковородку. Николь молча наблюдала, как он кладет на сковородку масло, разбивает штук двенадцать яиц, ставит на огонь вторую сковородку, чтобы поджарить ветчину, мажет хлеб маслом.

Через несколько минут перед ней стоял поднос с едой, от которой исходил аппетитный аромат.

— Вряд ли я со всем этим справлюсь, — задумчиво пробормотала Николь.

— Я вам помогу. Я пропустил ужин. — Он пересадил ее на стул.

— Из-за меня.